Однажды я узнала, что подруга использует мои стихи и песни в своих сеансах с клиентами. Не спрашивайте, что за сеансы, я в душе не ебу, что-то на стыке магии и психотерапии. Главное, что она берет за них деньги, а мне отчислений не делает.

Не знаю, что можно найти в моих стихах магического и(ли) терапевтического, и заклинания как таковые я писала в жизни, может, пару раз. Но вот представляю вам песню-заклинание. Точнее заклинание, вплетенное в сюжет песни. Героиня читает его над животным, но теоретически, допустив, что это ебать какая метафора, его можно прочесть и над человеком. Насчет того, что оно призвано делать, у меня три версии:

1) Воскресить мертвого (маловероятно).
2) Переписать так себе судьбу на нормальную (наиболее вероятно).
3) Придать сил тому, кому их недостало.

Если вы увидите здесь отсылки к судьбе Большого Ала, то знайте: когда мне в голову пришла эта история, я о нем не думала. Но, если понатягивать сову, можно предположить, что это песня о его судьбе. Если ему за это перепадут какие-то плюхи на том свете, я буду рада, ведь говорят же психологи, что человеку важно делать что-то для мертвых.

Итак.Итак.

***
Как висел под белым небом горячий шар,
Как лежал под ним детеныш и не дышал.
Никакой реке не вымыть моей печали:
Я зову, а ящеренок не отвечает.

Приходили жены сведущие в мой дом,
Приходили да расспрашивали о том,
Что сегодня я оплакиваю за горе
И печали где моей неутешной корень.

Я сказала: вот один из ее корней.
Он бы вырос многих хищников пострашней.
Он бы вырос краше твари любой на свете.
Но не дышит и на вопль мой не ответит.

Наставляли жены сведущие меня:
Пой над ним четыре ночи, четыре дня.
Чтобы снова видел, чувствовал и дышал,
В те края, где нынче бродит его душа,
Ты пройти сумей нехожеными местами,
И тогда на пятый день он, наверно, встанет.

Так, решила я довериться женам мудрым
И начать мое заклятие первым утром.
И когда открылись солнечные врата,
Села я над ящеренком и пела так:

Как вставало солнце в золоте и крови,
Как скакал в песке детеныш, стрекоз ловил.
Как весна катилась в лето, восток пылал,
Как над древнею долиной жара плыла.
Как лежали, зеленея, ковры равнин,
Расстилаясь, будто скатертью, перед ним.
И казалось, небо, солнце, река и лес,
Насекомые, летающие окрест,
Облака, порывы ветра, истоки вод —
Все на свете было создано для него.
И шептала, наклонясь над ним, неба синь:
Вырастай скорее, грозной эпохи сын.

Золотистыми тенями в реке играя,
Занималась над землею заря вторая.
И когда открылись солнечные врата,
Села я над ящеренком и пела так:

Как вставало солнце в зелени и воде,
Ничему не предвещая, что быть беде.
Да в беду еще не верилось мне самой,
Ведь окреп не по годам ящеренок мой.
Сил и резвости достало его ногам —
За пятьсот ударов сердца он пробегал
Всю излучину долины своей реки.
Заострились, точно сабли, его клыки.
И улавливал немедленно чуткий нос,
Чей бы запах ветер из лесу ни донес.

Как в багряном одеянии свысока
Опускалось око пламенное в закат,
Как на шкуру тени леса легли плетьми,
Как за ним следила смерть из сосновой тьмы.
Как следила, говорила: могуч их род,
Бью нещадно, а выходит наоборот.
Вот и в нем я вижу удаль, и мощь, и стать,
Как бы мне с ним повстречаться да испытать.

Так, над хищником, испытываемым смертью,
Загорелось алым заревом утро третье.
И когда открылись солнечные врата,
Села я над ящеренком и пела так:

Как вставало солнце в пламени и дыму,
Но и так не разгоняло ночную тьму.
Как над берегом лесистым пылал пожар,
Как недвижно юный ящер в огне лежал
В полосе сухого русла на дне реки.
Затупились и сломались его клыки.
Перебиты его ноги, иных быстрей,
Запах дыма не тревожит его ноздрей.
Дух из раненого тела стремится вон.
Где теперь и стать, и ярость, и мощь его!
Лишь касается тень смерти недвижной морды.

Ночь была, и было утро, и день четвертый.
Как взошел над горизонтом горящий глаз,
Я запела заклинанье в последний раз:

Как вставало солнце в золоте и крови,
Как в песке другой детеныш стрекоз ловил.
Как весна катилась в лето который год,
Как опять пересыхали истоки вод.
Как ступала следом засуха, но она
В этот раз юному ящеру не страшна,
Даже если вдруг продолжится много дней.
Ведь он вырос многих хищников пострашней,
Ведь он вырос краше твари любой на свете,
Ведь он вырос, оказавшись сильнее смерти.

Хороша отныне будет его судьба.
Стали зубы будто лезвия у серпа,
Стала пасть страшней капкана — не устоять,
И изогнутая шея — как рукоять.
Мышцы, как стальная проволока, крепки,
Перевили нынче обе его ноги.
А огонь того пожара, где смерть вилась,
Сохранился алым заревом выше глаз.

Я закончила заклятие, а назавтра
Ящеренок мой прокинулся
Аллозавром.