Среди недописанных повестей нашла еще одну, на сей раз по "Сильмариллиону" Толкина, под названием "Стенолаз и змей". Как вы поняли, в свое время я любила описывать тусовки людей с всратыми рептилиями, ну или рептилий друг с другом.

Главный герой повести - мальчик по имени Стенолаз. Его мать, бывшая пленница Моргота, нигде не могла найти приюта, ибо, как мы помним из канона, никто не верил, будто из Ангбанда можно бежать, и всех сбежавших считали лазутчиками. Проскитавшись по городам и весям, она в итоге загнулась от болезни, оставив десятилетнего Стенолаза и шестилетнюю Ивенн сиротами. Умирая, велела сыну, если все будет совсем плохо, идти в Ангбанд и просить там работу. Так он и поступил. Его пристроили в небольшую кузню, где доверили носить воду и разжигать печи. Тусил пацан в основном среди орков, не отличавшихся дружелюбием, в общем, психологический климат для десятилетнего ребенка был так себе. Как-то раз один из подмастерьев решил его погубить и обманом заставил спуститься на нижние уровни крепости, к драконьим гнездам.

Там и повстречался Стенолаз с одной из матерей драконов по имени Савалах Адская Печь. Но не умер. Напротив, стал часто к ней захаживать, ибо в его жестокой и скудной жизни появилась единственная отдушина. Единственное существо, которому ничего не было от него нужно, которое разрешало лежать у нее под боком и ничего не делать, которое воспринимало его тем, кем он и был, - человечьим детенышем. Ничего удивительного, что эти свидания были для него единым светом в окошке. Да и остальные обитатели крепости, прослышав о его тусовках с драконихой, уже не старались ему навредить.

Миновало пятнадцать лет. Маленькая Ивенн давно умерла. Стенолаз вырос сильным и жестоким человеком. Профессиональным воином он не стал, но выучился кузнечному делу, был погонщиком варгов, многих орков побивал в рукопашной. Не гнушался изнасилованиями пленниц. Но дружбу с Савалах сохранил, а в подростковом возрасте даже проникся к ней неким околоромантическим интересом и пытался устраивать сцены ревности, впрочем, дальше разговоров дело не ушло.

И вот этот жестокий беззаботный человек влюбился в одну из пленниц, Эйлас, прельщенный ее красотой. Пытался расположить к себе, предлагал помощь в побеге (разумеется, совместном), чуть не в ногах валялся, в общем, первая влюбленность нагнала его уже взрослым, к двадцати пяти годам. Неизвестно, чем бы там дело кончилось, если бы не случилось падения Моргота и разрушения Ангбанда. Драконы, как мы помним из канона, участвовали в битве в самом ее конце, сражались с орлами с Мглистых гор, и многие погибли, а оставшиеся ушли на крайний север и стали жить там, никому не служа и даже Саурона нахуй послав. Их потомство со временем измельчало, ибо если родителям недостаточно пищи, то и новое поколение родится меньше, но для человека что первые, что новые драконы - все равно громадный пиздец.

Савалах выжила, и Стенолаз ушел с ней на крайний север, где и прожил всю жизнь. Был дружен с племенем лоссотов, многому от них научился и даже думал жениться на местной девушке, но так и не женился, ибо мало какая жена захотела бы тусить с драконами.

Вот такая история. Я тут приведу только отрывок, в котором Стенолаз после битвы разыскивает и находит Савалах.

***
читать дальше<...> Затем поднялся, пошатываясь, и пошел к пикам Тангородрима – туда, где, как он видел, рухнула Савалах. Горы вздымались к небесам мрачными громадами, и Стенолаз даже радовался тому, что они скрывают от него мрачное зрелище. Равнина, усеянная телами орков и варгов, разрубленными на куски балрогами, сбитыми драконами и орлами, погрузила Стенолаза в мрачную задумчивость. Видя очередного дракона, он внутренне замирал, думая, что сейчас распознает мертвую Савалах, но ее все не было, и слабая надежда затеплилась внутри. Он видел, как она падала, но не находил тела, а тогда, возможно, Савалах жива. Драконы, лежавшие на равнине, были куда меньше нее.

Но надеждам Стенолаза не суждено было оправдаться. Не успев обогнуть пики Тангородрима, он нашел что искал. Савалах лежала на боку, подмяв под себя крыло, кровь из разрубленной спины залила землю. С десяток бесхозных варгов копошились в ране, вырывая куски мяса.

- Прочь! – закричал Стенолаз в ярости. – Пошли прочь!

И, хоть он не смог бы противостоять стае варгов, если бы те на него набросились, орочьи псы, видно, вспомнили голос одного из погонщиков. Память о суровых наказаниях быстро ожила в них, и варги, соскочив со спины драконихи, бросились врассыпную. Запрокинув голову, Стенолаз рассматривал кровавую борозду поперек хребта. Савалах в последний миг поняла, что корабел поразит ее, и перевернулась, дабы удар пришелся по спине, куда более крепкой, чем грудь или брюхо, но ее попытка спастись была тщетна.

Стенолаз оторвал взгляд от раны и, обойдя длинную шею, опустился на землю возле морды Савалах. На земле валялось несколько клыков, видно, выбитых ударом о скалу, на нижней челюсти запеклись потеки крови. Глаза драконихи были полуоткрыты, но зрачок оставался неподвижен. Стенолаз лег рядом, почти у самой морды Савалах, и прижался лбом к ее подбородку. Он лежал, не представляя, что делать дальше и стоит ли делать что-то вообще. Казалось, прошло много часов с тех пор, как наступил день, но Стенолаз не двинулся с места. Тело Савалах еще не успело остыть и, если закрыть глаза, можно было представить, будто они лежат в подземном зале на берегу озера, но Стенолазу не хотелось представлять несбыточные мечты. Из раза в раз терзал он сердце скорбным знанием – не потому, что оно утешало его, но потому, что, окунувшись в грезы, он страдал бы куда сильнее.

Его привлек шум, донесшийся от ворот. Оставив свое скорбное бдение, Стенолаз выпрямился и сел, пытаясь разглядеть, что творится у крепости.

Воины в сверкающих доспехах выводили пленников, и крики радости наполняли воздух. Стенолаз морщился от ужасного несоответствия: так сильно радость освобожденных рабов перечила его скорби. Но он смотрел на вереницу невольников, изможденных и оборванных, с неизменными улыбками на лицах. Среди них была и Эйлас, прекрасная Эйлас с волосами цвета пшеницы, лицо ее светилось счастьем. На миг их взгляды встретились, и сердце Стенолаза не дрогнуло. Теперь, когда его поглощали горе и скорбь, чары эльфийской девы не имели над ним власти. Эйлас будто хотела сказать ему что-то: ее улыбка померкла, она глубоко вздохнула, будто собиралась позвать его, но Стенолаза не занимали ее слова, и он отвернулся.

Следом за пленниками из крепости вывели владыку Мелькора – и как жалок он был теперь! Корону, некогда венчавшую его чело, разбили и превратили в ошейник, тяжелые цепи, какими впору дракона держать на привязи, оковали его руки и ноги. Он шел медленно, опустив голову, и на согбенной спине его словно лежала печать позора. Но и это зрелище не вызвало в Стенолазе сочувствия. Он проводил процессию взглядом, и никто не обратил на него внимания: как и мертвая дракониха, Стенолаз никому больше не был нужен.

Казалось, ему надо уходить, найти выживших друзей, посмотреть, что можно спасти из крепости и его прошлой жизни, но Стенолаз не мог оставить Савалах, пока дыхание жизни окончательно не покинуло ее. Он хотел что-то сказать, попрощаться с нею, произнести все, что не успел за пятнадцать лет, о чем и не думал все эти годы, но внезапно новый звук, похожий на клокотание котла, отвлек его мысли. Звук доносился из самого горла Савалах, и не успел Стенолаз опомниться, как на его грудь и руки брызнули струи темной крови.

Савалах кашляла, выплевывая скопившуюся в пасти кровь, и, вскрикнув, Стенолаз обхватил руками ее морду – насколько мог достать – и зашептал отчаянно:

- Савалах, милая Савалах, жар негасимый, возвращайся ко мне, возвращайся на землю. Здесь все как ты хотела: ты свободна, Мелькор низложен, мы можем уйти куда пожелаешь, приди, приди ко мне, открой глаза.

Он мог бы не звать ее: если Савалах была жива все это время, она определенно оставалась бы жить и дальше – но Стенолаз не мог остановиться. Все, что теснилось в его груди многие годы, теперь расплескивалось как кровь из свежей раны.

- Хочу, чтобы ты была моя, вся моя… Мы уйдем на далекий север, и ты будешь отдыхать, а я стану охотиться, чтобы твои дети не голодали, я буду петь тебе песни, окую самородным золотом каждый твой коготь…

Ему показалось, будто Савалах смеется, и это было странно, потому как смеяться она не умела. Но то был всего лишь новый приступ кашля, обрызгавший Стенолаза кровью. Он без раздумий бросился бы в огненную печь ее горла, дабы очистить его от крови, слизи и пепла, но что он мог сделать?..

- Человечий детеныш вырос и стал человеком, - пророкотала Савалах. Похоже, у нее было разрублено легкое и сломаны ребра, и речь давалась с трудом. – Но ему не стать драконом.

- Я хочу быть с тобой и человеком. – Стенолаз осторожно вытер кровь, стекавшую между ее зубов. Это не слишком помогло: за стертым ручейком тут же побежал новый.

- Пусть будет так. – Савалах закрыла глаза. – А сейчас отойди, друг мой Стенолаз, я попытаюсь встать.

Такому огромному существу нужно было много места, чтобы развернуться, и Стенолаз отошел как мог далеко, не выпуская, впрочем, дракониху из виду. Сочленение правого крыла, на которое она упала, разбилось, и теперь Савалах едва могла шевелить им. Не считая его и ребер, сломанных от удара, кости ее, похоже, уцелели. Сверкающий клинок так и не сумел перерубить хребет. Савалах медленно вытягивала хвост и длинную шею, расправляла крылья. На правое она старалась не опираться. Но это ничего, думал Стенолаз, это заживет. Они уйдут на север, и там Савалах будет лежать в просторной пещере, пока кости ее не срастутся. А охотиться и кормить ее потомство станет он, Стенолаз. А если вдруг крыло срастется неправильно и она не сумеет летать, он собственными руками снова разрубит его и сломает кости, а потом срастит под нужным углом. Стенолаз не сомневался, что это ему под силу. Ему нынче под силу все, нет могущественнее человека на земле. Прошли времена, когда Савалах опекала его, будто неразумное дитя, теперь он, Стенолаз, будет заботиться о ней.

<...>

Туман, висевший над Тангородримом все пятнадцать лет, что жил здесь Стенолаз, начал редеть, и сквозь него проглянуло солнце. Он почти забыл его свет и в первый миг удивился, замерев, неотрывно глядя на небо. Но глаза вскоре заболели, и Стенолаз отвернулся. Савалах, напротив, пала наземь, заслонившись крыльями, закрыв голову, будто боясь, что небесный свет поразит ее. Должно быть, она никогда прежде не видела солнца.

Стенолаз подошел к ней, и тронул ее крыло, и сказал мягко:

- Это всего лишь солнце, моя Савалах. Оно будет освещать наш путь и никому не причинит вреда.

Его слова, похоже, успокоили ее. Она осторожно взглянула на белое светило из-под крыла. Некоторое время лежала так, пока не убедилась, что солнце и вправду не собирается падать с неба и сокрушать ее, затем тяжело поднялась.

- Идем, друг мой Стенолаз, - устало сказала она. – Впереди долгий путь.

И они пошли: огромный змей и маленький человек. И солнце сверкало на боках змея, а человек придерживал крыло чудища, как будто мог подхватить его, если змей станет падать.