Сегодня распространено мнение, что Ной проклял Ханаана за действия его отца Хама. Но Библия не дает нам прямого повода так думать. Давайте вместе посмотрим на исследуемый текст Писания:
Бытие 9:20 Ной начал возделывать землю и насадил виноградник; 21 и выпил он вина, и опьянел, и [лежал] обнаженным в шатре своем. 22 И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. 23 Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего. 24 Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, 25 и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих.
Внимательно прочитав этот текст и зная другие библейские тексты, можно сделать и другой вывод.
Ной не имел ничего против Хама, а проклял Ханаана за его действия. "Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих" (Бытие 9:24,25).
Хам не был "меньший сын" у Ноя. Посмотрите: "Ною было пятьсот лет и родил Ной Сима, Хама и Иафета" (Быт. 5:32). Везде сыны Ноя упоминаются именно в такой последовательности. Зато Ханаан был младшим внуком по Хаму, а возможно, и по остальным сынам Ноя. "Сыны Хама: Хуш, Мицраим, Фут и Ханаан" (Быт. 10:6). Таким образом, словосочетание "меньший сын его" относится не к Хаму, а к Ханаану. В Библии часто встречаются тексты, когда внука называют сыном, а деда отцом, дело в устройстве семьи того времени - старший в большой семье - отец (дед), а все его дети и внуки - его род.
Что сделал Ханаан с дедом, пока тот спал, нам неизвестно, но, видимо, что-то гнусное, за что и был проклят дедом.
И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и, выйдя, рассказал двум братьям своим.
Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего.
Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих.
Потом сказал: благословен Господь Бог Симов; Ханаан же будет рабом ему; да распространит Бог Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему.
История о любви и благородстве в антураже Ханаана раннего бронзового века (косяки, косяки кругом, надеюсь, их не видно будет). На самом деле любовь и благородство стоят тут для меня на последнем месте, я просто хотела написать о Райхо, а такая идея подвернулась
Приминалась под шагом верблюда трава, Обдувал легкий ветер лицо. В Вавилоне продав подороже товар, Илуит возвращался в Хацор.
Где ждала Арцайат, молодая жена, Подрастал малолетний сынок, Где народ мирной жизни плоды пожинал, Прогоняя печали вином.
Только что же он видит - солдаты у стен, И сверкают на солнце мечи. Вот застыли верблюды идущих в хвосте. От ворот же им воин кричит:
- Что стоишь, проходи! Иль Хацор не узнал? Повезло тебе, верно, купец. Но, не слушая, он подъезжает к стенам, Одного лишь боясь - не успеть.
читать дальшеИлуита встречают сестренка и мать (А отца, видно, нету в живых), И бросаются обе его обнимать, Он в отчаянье слушает их.
Вот уж год как собаки Хацор с Мегиддо, А недавно солдаты пришли И разбили ворота, разрушили дом Да жену его в плен увели.
Говорят, продолжала, рыдая, сестра, Ее отдали там чужаку. Светлоглазый и бледный, внушает он страх, А друзья его шеи секут.
- Халиноми - ты, может быть, слышал о них, Что на кровь саранчою летят, На костях городов зажигают огни, Не щадя ни жену, ни дитя.
Ты не стой на пороге, умойся, ложись, Не вернуть уж твоей Арцайат. Но вздохнул Илуит: - Без нее мне не жить, И пойти за ней вынужден я.
- Он убьет тебя, тот иноземец, убьет! Ты счастливец, что целым пришел! - Но я должен хотя бы увидеть ее И узнать, что с ней все хорошо.
Вот идет Илуит поклониться врагам, Их насмешка ему не страшна. Мать ему дорога и сестра дорога, Но дороже обеих жена.
Он нашел Халиноми в одном из домов, Где жила молодая семья, А теперь - молодая вдова да сынок, Годовалый, как их с Арцайат.
Обмирая от страха, терзаясь душой, Он спросил, как учила сестра. - Райхо имя его, говорят, а пришел Он из северных варварских стран, -
Отвечала хозяйка. - Сейчас его нет. Видно, стрелы из тел достает. - То есть я могу прямо явиться к жене, Просто взять и похитить ее?
- Выкрасть можешь, - и голос от смеха дрожал, - Но беда тебе в дом не нужна. Ты ошибся, должно быть, - смеется чужак. - Она больше тебе не жена.
Проглотив издевательство, вытравив страх, Илуит обернулся назад. "А глаза ведь и правда... как реки в горах. Как прозрачные воды глаза".
И взмолился купец: - Иноземец, отдай! Я осыплю тебя серебром. Подарю все, что нажил в других городах, Дам какое попросишь добро.
Ведь тебе она пленница, а не жена И едва ли настолько мила. Мне же лишь Арцайат больше жизни нужна, Даже если с тобою спала.
Усмехался чужак бестревожно и зло, Не сводя с умолявшего глаз. - И не знал я, купец, что мне так повезло, Да не нужно мне этих богатств.
Так, купец, не грусти раньше срока, проснись И послушай, что выберу я. Мы устроим вкруг стен гонку двух колесниц. Победишь - заберешь Арцайат.
Не умеешь сам править - возницу найди Да готовься, смотри, хорошо. Я найду человека, что нас бы судил, Отмечая, кто первым пришел.
Мы за стенами встанем еще до зари, Там, где три старых камня стоят. Ну, а вздумаешь вдруг не прийти - сам смотри. В ту же ночь я возьму Арцайат.
... Уходил Илуит, обнадежен и смел, Он готов был хоть горы таскать. И возница нашелся - отважный Семел, И пропала глухая тоска.
Они встретились утром. Четыре коня Разрывали ногами песок. И молился купец: "О пускай у меня Не слетит в этот день колесо,
Пусть вокруг милых стен будет ехать легко, Пусть несет меня ветер, как лист". Вот судья подал знак мускулистой рукой. Взмах - и лошади с мест сорвались.
Состязанье начав, Илуит уже знал, Что он вряд ли обгонит врага. И не в том было дело, что ночью без сна Он богов бессердечных ругал.
И не в том, что Семел осторожен как кот, И не в том, что те кони быстрей. Райхо правил бездумно, и был далеко, И летел, словно искра в костре.
Илуит раньше думал, что видел людей, Чье бесстрашие ставят в пример... Светлоглазый безумец стрелою летел - Знать бы, что у него на уме...
Арцайат-то едва ли воротишь теперь, Без нее же тюрьма и дворец. Илуиту б рыдать, но держался, терпел - И услышал чудовищный треск.
Колесница чужая обрушилась в пыль - Видно, треснула старая ось. Кони Райхо утратили мигом весь пыл, Словно что-то внутри сорвалось.
Может он победить, ведь остался один, - Билась мысль, отдавая в висок. - Эй, Семел, остановку! Мне нужно сойти! - Ловко спрыгнул на теплый песок.
Иноземец лежал неподвижно, как труп, Только болью застлало глаза. Видно, страшный пришелся удар по ребру - Рок, похоже, за спесь наказал.
Разлепляя разбитые губы, чужак Рассмеялся, как стая собак: - Ты удачлив, купец, ибо верх одержал В этой лучшей из ваших забав.
Ну, иди же, что смотришь, девица твоя, Приезжай, приходи, забирай... За меня не волнуйся - уж выберусь я, Не ранение - два-три ребра.
- Ты, возможно, спокоен, да я только - нет. Эй, Семел, помоги, подойди!.. ... И когда подошла колесница к стене, Иноземец сидел позади.
И ничем удивленья не выдал судья, Лишь сказал: - Победителя нет. Ухмыльнулся чужак: - Что ж, делить Арцайат Будет весело даже вдвойне...
Побледневший купец не сказал ничего, Лишь в душе что-то надорвалось. И, забыв, что пред ним и убийца, и вор, Он не смог удержаться от слез.
- Что ты плачешь, купец, - изумился чужак И, поморщившись, медленно встал. - Я тебе за твою доброту задолжал. Арцайат твоя, к слову, чиста.
Ты меня предпочел поддержать - и сойти, Хоть наградой являлась жена. Уводи ее - вряд ли я буду грустить, Да и плачет все время она.
Забирай ее... нет, я не спал с ней еще. Да и что с нею делать потом... И купец облегченно подставил плечо Разорителю из Мегиддо.
Упоролись с Лейлой. Как выглядела бы телевизионная программа, если бы машина времени была реальностью. Древнеегипетские мемы - Лейлы, остальные мои.
7.00-8.00: "Вы еще не проснулись? Тогда мы идем к вам". Ритуальная ханаанейская музыка, прямая трансляция из Палестины 1900 г. до н.э.
8.00-9.30: Ток-шоу "Девушки с характером". Ведущие Нефертити и Хатшепсут.
9.30-11.00: "Сколько, мать вашу, можно!" Обращение к слэшерам. Интервью с царем Гильгамешем и его побратимом Энкиду.
11.00-13.00: "Как лохануться с самолично придуманной религией. Вредные советы." Интервью с Аменхотепом Четвертым (он же Эхнатон).
13.00-14.00: Программа для желающих похудеть - "Сожги свой жир. Жертвоприношения Молоху".
14.00-14.30: Метеорологический прогноз от Имхотепа "Разрази вас гром!"
14.30-15.30: Женское шоу "Матриархат. Теперь и на Дунае". Съемки повседневной жизни трипольского поселения.
15.30-17.00: "Как жить с дурацким именем". Беседа с фараоном Хефреном.
17.00-19.00: Авторская программа "Почему Гитлер блефовал, или Как должны выглядеть настоящие арийцы". Экскурсия на Южный Урал, беседа со строителями Аркаима. Перевод с праиндоевропейского, субтитры.
19.00-21.00: "Тренировка памяти. Как запомнить имена своих родственников". В гостях сто одиннадцать сыновей и шестьдесят семь дочерей Рамсеса Великого.
21.00-22.00: Передача для начинающих военных "Как разрушить город за неделю". Репортаж из Иерихона.
22.00-23.00: Сериал "Девочки гарема", серия 214 "Мы любим тебя, Сети!"
Для наглядности. Смотрим на человека справа. Вот примерно такое нехитрое вооружение было у Ладише. Обращаем внимание на серповидный меч, чтобы больше не спрашивать, что я имею в виду под "лезвием-полумесяцем".
Вдохновляюсь все тем же человеком, даже самой уже слегка тошно. Посвящается Тэссэ по умолчанию, а вообще - Лиске, универсальному бюро волшебных пенделей. Здесь будут котики, много котиков. Готовьтесь.
На двадцатый свой день рождения молодой человек получает в подарок гудение в голове, упаковку тяжелых мыслей и нервный срыв в аккуратном конвертике от сестры.
читать дальшеМать умилённо вздыхает: первый невроз, сынок-то у нас подрос. "Усы бы смотрелись лучше" -- отец острит, отцу подарили артрит на юбилей друзья в позапрошлом году, с тех пор он живёт в аду, с гордостью носит подарок: вечно от боли хмур. Работает на дому, сто метров пройдёт куда-то -- полчаса посидит.
Страх купили в кредит: нужная вещь, у соседей такой много лет уже, едва помещается в гараже (достался им, кстати, от предков в сорок втором: поношенное добро).
Возвращаемся к имениннику. Тот ликует: полный комплект настоящего взрослого: газовый пистолет, три неудачных романа, стопка скидочных карт, уверенная манера, взятая напрокат, красный бланк в драгоценных минусах (в этот раз повезло), в смс-архиве дюжина важных слов, а теперь и невроз. Завидуя сам себе, именинник идёт к терапевту. В среду, в обед.
Семейство копит на смерть, откладывают с зарплат, не ездят к тёплому морю, не едят шоколад. Всё на общее дело, по копеечке, день за днём: ничего -- соберём, и тогда-то уж отдохнём.
Есть люди-светлячки, С которыми светло. Которые горят, Не требуя награды. И если в жизни вам С такими повезло, Храните их. Они Ценней любого клада.
Их негасимый свет Согреет в холода И в самый темный час Укажет вам дорогу. Дарите им в ответ, Хотя бы иногда Хоть искорку тепла. Таких людей немного.
Храните их сердца – Доверчивый хрусталь. Нежнее и добрей Вам не найти на свете. У них особый дар – Развеивать печаль. Но, отдавая свет, Они лишь ярче светят.
И в радости они Счастливей всех других. А в горе - всех других Несчастнее, быть может. Не обижайте их. И не бросайте их. И не меняйте их На бабочек и мошек.
Благословенный, безбожный, жестокий, нелепый, Гнущийся, словно тростник, никогда не ломаясь... Больше весны я люблю твое вечное лето - Лето, когда песни к солнцу не раз поднимались.
Злой, по-язычески страшный, по-летнему теплый, Недосягаемый даже с кратчайшей дороги, Нас разделяют не двери, не рамы, не стекла. Нас разделяют, увы, времена и эпохи.
Голос твой, верно, смолкал постепенно и тяжко, Душу твою распинала пришедшая вера. Землю твою растащили под многоэтажки... Помнится, я ни над чем так еще не ревела.
Вскоре сменилось тепло обжигающим жаром, Люди и боги ушли одинаково в небыль. Если б я сердце твое на ладони держала, То отпустила его не иначе как в небо.
Спи - я желаю тебе тишины и покоя. Годы твои миновали - и славными были... Спи, не гляди, что с землей сотворили такое, - Или, боюсь, ты проснешься и встанешь из пыли.
А вот так изобразили ханаанейских воинов в одной христианской передаче о Законе Божьем. Насколько правдиво - не знаю, но красиво, жутковато, атмосферно, я бы даже сказала. Пускай тут полежит
Посвящается Лиске Ушастой, Тэссэ двадцать первого века. Пусть у тебя все будет хорошо, моя славная. Плохо я сама приду сделаю.
Как о бронзу бронза, медь о медь скрежещет, Как, скользя, уходит почва из-под ног... Я возьму в супруги лучшую из женщин, Я рассвет кровавый выпью как вино.
Я сровняю горы с твердью земляною, Я пожаром страшным высушу моря. Я обрушу ливень темною стеною: Обернись, ты видишь - города горят.
Я сильнее первых, я царей сильнее, Власти мне достанет мир попрать ногой. В сердце полыхает и в глазах темнеет - Не залить всем рекам мира мой огонь.
Я домашней кошкой, тянущейся к ласке, Лбом уткнусь в колени, губы искусав. Мне не нужно Тира, Ларсы и Дамаска, - Только ты да пальцы в пыльных волосах.
Обо мне навряд ли люди сложат гимны, Обо мне заплачет разве что Синай. Лучшая из женщин, если я погибну, Ты меня хотя бы мельком вспоминай.
"И вот я вижу Этот взгляд. За сколько лет Продашь ты душу?.." JAM
… И он явился… Так изящно-дик, Как с бала – на корабль. Как личный финиш. Не обольщайся! Рожек не увидишь! Лицо… всего лишь, а не адский лик…
«Ты звал меня. Так призывают гром И бедствия, петлю на чью-то шею. Я думаю, ты знал, что я умею, Когда кричал заклятья над костром. Ты цену знаешь. Слушаю тебя!»
Он сел напротив. Догорал костёр, Гремело эхо у далёких гор, Плясали тени, немо гимн трубя…
читать дальше«Я цену знаю. Холодно внутри. Но мне, ты знаешь, ничего не надо! Я не боюсь ни рая и ни ада. Я звал тебя… Да. Душу забери!»
Немой вопрос в изогнутых бровях, Качнулся плащ. Рука скользнула к ножнам…
«Ну что ты, мальчик! Это невозможно! Такого не бывает! Ни во снах, Ни в бреднях люди так не поступают! Бывает всё. Меня пленяют, жгут, Грозят крестами и в лицо плюют, Но душу просто так не отдают! Я души просто так не забираю!»
… Молчание повисло, как топор В руке дрожащей юного убийцы…
«Не надо ничего!» «Так не годится!» «Ты душу забери!» «А договор?!»
… Молчание… Рассвет ласкает тьму, Погас костёр и пепел в ветре вьётся…
«О нет, душа моя не продаётся! Но просто… жизнь моя темней колодца! О, забери! О, пусть она уймётся! Покоя…» «Быть по слову твоему… Покоя… Это участь Мастеров И Маргарит. Чем заслужил покой ты?»
«Не нужно ничего! Ну, вот я, вот он! Я не тщеславен, я на всё готов! Бери что хочешь, только забери, Я знаю: во сто крат бездушным легче, Их золото утешит, хмель излечит, Им всё равно, хоть пламенем гори! О, забери! Не спрашивай, не брезгуй! О большем не прошу… Избавь! Избавь… Смотри, насколько зла моя судьба! Душа моя и так почти исчезла, Так забери!» И снова – тишина, И тают тени – дымные завесы, И рвётся ночь с неслышным пьяным треском… … Вздохнул… Качнулся… «Да уж, времена…» И встал… Заметно: волосы седы И чёрен плащ. А может, это крылья?
«Вы, люди, столько лет себя травили, Теперь орёте: лучше, мол, в аду! И не зови! Я больше не приду. Тебя гнилою нитью, видно, шили! Иди назад! Ищи свои следы!»
Сегодня во сне я видела ужас. Нет, не так: сегодня я видела УЖАС как он есть. А начиналось все более чем сказочно - с того, что родители подарили мне книгу, исторический роман, действие которого, судя по аннотации, происходило в Аркаиме, древнем индоевропейском городе, построенном в V тысячелетии до нашей эры в Средней Азии. Едва пережив вручение остальных подарков (похоже, у меня был день рождения) и завтрак, я бросилась к заветной книге... и с первых же строк почувствовала неладное. =_= Ко второй странице сомнения мои переросли в ужасающую уверенность: действие и в самом деле происходило в Аркаиме, но в нашем времени на развалинах древнего города, раскапываемых таджиками под руководством солидного дядечки с залысинами, противным лицом и большим пузом.
С воплями: "ААААА, НЕЕЕЕЕТ, ГДЕ МОИ ИНДОЕВРОПЕЙЦЫ!!!" я бегала за мамой и бабушкой, которые, оказывается, таким оригинальным подарком хотели меня потроллить.
Проснулась я в четыре часа ночи с бешено колотящимся сердцем и мыслью: "Хорошо, что это всего лишь сон". Но вот позвонят мне мама и бабушка на выходных - и как я буду с ними разговаривать, если знаю, что они, пусть даже в моих снах, способны на такую подлость.
Кстати, в дополнение ко всему вышесказанному: если таки соберетесь советовать или дарить мне исторический роман, то убедитесь прежде, что он действительно исторический (это когда основное действие происходит в прошлом), а не повествующий о буднях бравых таджикских археологов.
Котик слегка под наркотой впечатлением от песни, поэтому сейчас будет стих на тему. Или, если можно так выразиться, на атмосферу.
А когда она пела, казалось, мгновения тянут, Не спеша пролетать и стремясь задержаться подольше. И смягчался потомок суровых сынов Мадиана, И, притихший, глядел в глубь себя, словно в водную толщу.
И казалось, что город застыл, многолюдный, неспящий. И что слушают стены, и улицы тоже не дышат, И что речь прерывает седеющий старый рассказчик, И, прижавшись затылком к стене, замирает Ладише.
И смиряются мужество, сила, злопамятство, ревность, Смотрит Йарна пустыми и полными боли глазами... ... а заря золотая змеей на плечах ее грелась. И лучи цвета меди из прядей ее выползали.
Головою хотелось склониться - да ей на колени И заснуть под тягучую песню о небе и доме. Поселялось в груди позабытое чувство томленья, И прикусывал губы в смятеньи вожак Халиноми.
Теребил загрубевшими пальцами черную косу, И не знал, как сказать, - да она и в словах не нуждалась. Бился ум над единственным неразрешимым вопросом. Тяжким камнем ложилась на грудь годовая усталость.
И, дыша через раз, знал, чего потерять не успел он, И глядел, как заря золотая ее обнимает. А носящая имя реки улыбалась и пела, И молчал Мегиддо, в тишине этой песне внимая.